История большого корейского кинематографа и правда началась сто лет назад, 27 октября 1919 года, вместе с фильмом «Битва за справедливость». Конечно, он не был первой кинолентой, снятой в Корее, все-таки кинематограф изобрели еще в конце девятнадцатого века, и киноаппараты успели распространиться по всему миру. Скорее, этот фильм стал первым ярким заявлением корейского кинематографа о себе.

Начало двадцатого века тесно связано с борьбой нации за независимость, с ее взлетами и падениями, и ранние корейские кинокартины также были пронизаны этой тематикой.

Можно сказать, что история и страны, и кинематографа тогда творились одновременно. В наши дни современному зрителю может показаться, что в Корее снимается много фильмов на историческую тему, потому что взгляд режиссеров обращен в прошлое. Это не совсем так. Корни интереса к историческому кино заключается в том, что в кинопроцессе Кореи эти две темы всегда были взаимосвязаны. Момент зарождения этого искусства попал на очень плодовитое с точки зрения важных исторических событий время. Тематикой первых корейских фильмов, конечно же, часто становилась классовая борьба, прогресс, индустриализация. Они не могли похвастать большим хронометражом, но уже тогда были полны активного действия и драматических поворотов.

В целом ранний корейский кинематограф охотно подхватил образ, который неразрывно связан с первыми годами существования кино в целом. Это, разумеется, образ поезда. Скорее всего, выбор братьев Люмьер, что снять, был абсолютно случаен. И тем не менее, первым фильмом в истории человечества стало «Прибытие поезда». И образ рвущегося вперед локомотива, который все ближе, ближе, и вот-вот, кажется, разорвет ткань реальности, как никогда хорошо передавал дух эпохи. Да, это машина, а не живое существо – но поезд наполнен энергией. Он являлся воплощением прогресса.

Первые попытки снимать полноценное кино в Корее было спонтанными, плохо организованными, но врядли в этом стоит винить энтузиастов – в конце концов, им было особо не у кого учиться. К тому же, надо помнить, что в начале века кинопроцесс кардинально отличался от того, как снимают фильмы сейчас. Не было всего этого огромного количество специальной техники, свет преимущественно натуральный, каждый метр пленки в буквальном смысле на счету – она ведь денег стоит! В конце концов, даже звука поначалу не было, если не считать музыкантов-таперов, которые играли в залах во время кинопоказов.

И тем не менее, корейскому кино потребовалось не так уж много времени, чтобы из разовых экспериментов превратиться в полноценную индустрию. Уже в 1926 году фильмы стали выходить много и часто, они становились всё длиннее, собирая публику в кинотеатры. И на первый план вышли другие сюжеты, совсем не похожие на полное революционной борьбы начало века. Простым людям нравились истории детективные, или же сентиментальные, про любовь и страдания. А лучше всего, и то, и другое одновременно.

Один из ярчайших примеров фильмов того времени - «Ариран» (1926). Главный герой – молодой человек, который в 1919м был захвачен в плен японцами (в годы оккупации Японией Кореи), пережил страшные пытки, и на этой почве сошел с ума. Спустя некоторое время он возвращается в родную деревню, к отцу, семье, друзьям и своей первой любви. Но на улицах все еще орудуют японские полицейские, и многие местные с ними сотрудничают, донося но своих же соседей. Один такой подлец, начав приставать к возлюбленной главного героя, и запускает цепь трагических событий.

В этом фильме есть и закрученный сюжет, и глубокий психологизм, и даже галлюцинации главного героя, его кошмары наяву. Он вполне может посостязаться с современным кино в плане саспенса, и не стоит забывать, что все корейские фильмы в то время еще были немыми!

Стоит заметить, что безумие главного героя – на самом деле не только художественный ход, но и попытка режиссера обезопасить себя от прояпонской цензуры. Если персонаж сошел с ума, он может нести любую чушь, ведь так? Даже если эта «чушь» на самом деле созвучна чувствам очень многих корейцев по отношению к оккупантам.

Корейское кино в начале своего существование было во многом отдушиной для своего народа, этаким способом грезить наяву. И не в одиночестве, лежа на кровати – а в компании большого количества людей, в кинозале. Рядовой зритель жил в атмосфере постоянного напряжения, не мог самостоятельно высказывать свои мысли, не мог всегда говорить правду. А с помощью кино можно было делиться своим мнением без слов, сидя в темном зале и видя, что с происходящим на экране, с идеей кинокартины согласен не только ты, но и другие зрители.

Ну а для современного зрителя фильмы тех лет – прежде всего памятник эпохи. Кино – крайне эмоциональное искусство. Оно дает возможность не только узнать факты. Когда мы смотрим фильм, мы ощущаем, как чувствовали себя те, кто писал сценарий, кто играл в кино, кто его снимал. А подключив фантазию, мы вполне можем почувствовать себя на месте первых зрителей этого фильма – к примеру, корейцев, живущих в условиях японской оккупации, как в случае с «Ариран». Сами японцы тогда предпочитали называть это «модернизацией». Но согласны ли были с ними простые жители Кореи?

Разумеется, не все фильмы были сняты в подобном депрессивном духе. Природа человека такова, что он везде старается выживать, находить хоть какие-то «плюсы». И задолго до появления термина «Стокгольмский синдром» люди уже были склонны как-то уживаться с теми, кто их угнетает, искать в ситуации положительные стороны. Так происходило и в оккупированной Корее.

Тема неуверенности в себе, в соседе и вообще в завтрашнем дне в целом пронизывает всю историю корейского кинематографа, поскольку в современной истории страны было много войн, конфликтов и бедствий. К тому же, не стоит забывать, что после Войны в Корее, да и в целом во второй половине двадцатого века следует говорить скорее уже о кинопроцессе двух абсолютно разных стран – Северной и Южной Кореи.

Впрочем, эта самая война одинаково тяжело прошлась по всем, независимо от территорий и границ. Одним из самых ярких и самых знаменитых фильмов послевоенного периода стала кинокартина «Шальная пуля» (1961). Политики клеймили его за излишний пессимизм, но это, увы, был скорее реалистичный взгляд на происходящее в Южной Корее. Нищета, безработица, американское влияние – все это показано в фильме сквозь призму восприятия простого клерка, который хоть как-то пытается сводить концы с концами. Но жизнь разваливается, да еще и острая зубная боль, на лечение которой совсем нет денег, постепенно сводит его с ума. Как видите, тема безумия центрального персонажа все еще оставалась одним из популярных лейтмотивов корейского кинематографа.

Сто лет – цифра иллюзорно большая. Да, казалось бы, 1919 год был очень давно. Но в ходе своей лекции Ли Чхан Дон не раз подчеркивал, что все события, о которых он упоминал, на самом деле ближе, чем кажется. К примеру, его детство было все еще весьма сильно затронуто последствиями Войны в Корее. С другой стороны, именно в те годы он впервые начал ходить в кино вместе с братьями и сестрами. И те ощущения от нахождения в зрительном зале, которое описано выше, чувство сна наяву, страхи, опасения – все это не умозрительные заключения, не фантазии на тему «а что мог бы чувствовать гипотетический зритель тех лет». Это чувства и ощущения живого конкретного человека, который на данный момент является титулованным режиссером и экс-министром культуры – но когда был простым мальчишкой.

Поэтому можно сказать, что свою лекцию Ли Чхан Дон читал не только как специалист, но и как зритель. Не только как человек, который умеет снимать фильмы - но и как человек, который просто любит само кино. А это, в конечном итоге, важнее всего для настоящего мастера – за столько лет не перестать по-настоящему любить то, что делаешь.